Екатерина Степановна Швайбович (в девичестве Глаз) родилась в деревне Заполье 24 августа 1971 года. Жила на улице Луговой, дом 41. Сейчас живет в агрогородке Калатичи, но в родном доме в Заполье бывает каждый день — семья использует его как дачу.
— Екатерина, расскажите о вашей семье.
— Начну с прадеда. Его звали Устин Дрейгал (родился примерно в 1860-е годы). У него был брат Фёдор. В Заполье братья жили друг напротив друга, владели землей, которую потом передали по наследству сыновьям.
У Фёдора было четверо детей: Николай (1909 г.р.), Авраам, Матруна, Маня. В 1939 году Николая, который наотрез отказался вступать в колхоз, арестовали, осудили (кроме того, что он кулак, еще добавили статью, что и польский шпион) и отправили в лагерь. До ареста он возил продукты на лошади из разных городов в Глуск. Я нашла на одном из архивный сайтов о нем информацию, что его забрали в 1941 году на фронт из исправительного лагеря. Возможно, он сам написал заявление и попросился на фронт (есть пометка, что в 1941 взят из трудового лагеря). Погиб где-то под Сталинградом в 1944 (служил в пехоте, ездовой, осталась жена Дрейгал Устиния Денисовна)
Авраам уехал в Америку. Во второй половине 1940-х он там встретил и узнал своего земляка Фёдора Лапеко, который во время войны был старостой в Заполье и служил немцам. В 1944-м Фёдор уехал в Германию, а оттуда перебрался в Америку.
Маня жила в Омске. А про Матруну ничего не знаю.
У Устина было два сына: Даниил (мой дед) и Степан. У обоих было большое крепкое хозяйство, жили зажиточно.
Моя бабушка, Екатерина Михайловна Толстик, родилась примерно в 1891 году в деревне Чикили. У нее были сестры Оля и Маня, брат Афанасий. Кстати, сын Афанасия, Аркадий, в 1970-е —1980-е работал главным редактором газеты «Звязда».
Как бабушка и дедушка друг друга нашли, я не знаю, возможно, их просто сосватали, как в то время часто происходило. Говорили, что бабушка была высокая, худощавая, ростом выше, чем дед Данила. Моя двоюродная сестра Надя Навичонок (ей сейчас 68 лет) хорошо помнит бабушку, она мне про нее и рассказала.
Бабушка Катерина была строгой, характерной женщиной. Говорят, что я на нее похожа.
Поженились бабушка с дедушкой еще до Октябрьской революции. Говорили, что бабушка выходила замуж совсем молоденькой. У них родилось 8 детей. Только четверо из них выжили, остальные умерли младенцами. До взрослого возраста дожил Филипп (1922 года рождения), Матруна (1915 г. р.), Алена (1925 г. р.) и моя мама, Анастасия (1929 г. р.).
19-летнего Филиппа (в семье его называли Пилипка) в 1941 году примерно за месяц до начала войны призвали в Красную Армию. Потом он, скорее всего, попал на фронт и пропал без вести (1944, рядовой). До войны он работал в Глуске сапожником, говорили, что очень неплохим специалистом был. Мама рассказывала, что он регулярно ей, самой младшей в семье, приносил из Глуска вкусные булочки.
Матруна в конце 1930-х вышла замуж и жила в Калатичах. Работала ткачихой в артели «Спатри».
— Что рассказывали ваши родные о довоенном времени, о коллективизации?
— Семья моей мамы жила зажиточно. В хозяйстве были лошади, коровы, волы, овцы, большой хороший амбар — всего было вдоволь. Работали на хозяйстве с утра до ночи сами. Рядом с дедом жил его отец.
Когда началась коллективизация, дед Данила в колхоз идти наотрез отказался. Семью раскулачили и всё, абсолютно всё, забрали. Мама говорила, что в детстве ей всё время хотелось есть. Она соседям пасла коров и, когда утром хозяйки выгоняли скотину на пастбище, иногда какая-нибудь женщина давала девочке-подпаску блин. А если в блин еще и шкварку завернут, то это было счастье.
Мама до войны успела закончить три класса начальной школы. Школа в Заполье в то время находилась напротив кладбища. Там сейчас песчаный карьер и до сих пор сидит куст сирени. Мама говорила, что у нее обуви никакой не было и даже платье, в котором она в школу ходила, было пошито из грубого льняного полотна. Из него же бабушка Катерина пошила ей школьную торбочку.
— Во время войны вашей маме было 12 лет. Что она рассказывала про военное время?
— Когда в деревню пришли немцы и предложили мужчинам идти в полицию, дед Данила согласился. Уж очень сильно он был обижен на советскую власть, за то, что у него всё, заработанное собственными руками, забрали и семью оставили голодать. В полицию пошел и его брат Степан. Вообще, в Заполье много мужчин пошли служить в полицию.
Как они жили во время войны, мама не рассказывала. В 1944-м, когда наступала Красная Армия, а немцы уходили на запад, многие, кто служил в полиции, уходили вместе с ними. Мой дед Данила и его брат Степан вместе с семьями тоже решили уехать. Степан не успел уйти: с полдороги его вернули обратно домой. А дед, бабушка, моя 15-летняя мама и ее 19-летняя сестра Алена доехали до Германии. Мама рассказывала, что ехали они на волах два месяца. В каком городе жили, я не знаю, никто никогда не говорил, да может, мама и сама не знала, где они были. Все работали. Мама — в библиотеке что-то делала. Она даже немецкий язык выучила и могла говорить. Не свободно, но всё же. Алена работала на каком-то заводе с вредным производством. Но видимо денег в достатке не было. Мама рассказывала, что немецкая фрау в библиотеке ее постоянно подкармливала: угощала бутербродами. Удивила их в немецких городах и деревнях чистота, порядок на улицах и во дворах местных жителей.
После окончания войны, весной 1945 года, всем советским гражданам, которые были на тот момент в Германии, независимо от того, как они туда попали, предложили вернуться домой в Советский Союз. Сказали по радио: «Возвращайтесь, не бойтесь, никто не будет осужден». Дед Данила поверил. Решили вернуться домой, тем более что в Калатичах осталась дочка Матруна. Пожалели дочку, подумали, что за отца ее могут посадить в тюрьму.
Обратно домой ехали на поезде.
— Приехали домой. Как их приняли на родине?
— Вернулись в Заполье и… своего дома не обнаружили. За год их отсутствия, соседи, что жили напротив, разобрали их дом на дрова. Думали, что они уже никогда не вернуться, так чего добру пропадать. Их приютили родственники, пустили пожить в маленький старый домик.
— Что случилось с вашим дедушкой после возвращения на родину?
— Деда Данилу вскоре после возвращения арестовали — приехали и забрали его прямо с сенокоса. Отправили в Быхов в тюрьму. Бабушке каким-то образом удалось добиться свидания с ним. Когда она приехала во второй раз в тюрьму, ей ответили, что его уже здесь нет, что его вообще уже нет в живых. Что с ним случилось, как он прожил свои последние дни, как умер и где похоронен мы не знаем до сих пор.
— Как сложилась жизнь ваших родных после войны?
— Мама пошла работать в колхоз. Бабушка в колхозе не работала. Они из Германии привезли много рулонов разных красивых и качественных тканей. Чтобы выживать, да еще и платить налоги, бабушка Катерина время от времени отрезала от рулона кусок ткани и носила в соседние деревни, где обменивала на картошку и другие продукты.
Когда было совсем туго и даже есть нечего, бабушка ходила к соседу Алексику и он давал ей 3-литровую банку рассола (тогда этого добра у всех было много — огурцы и капусту солили бочками). Бабушка разводила рассол водой, чтобы больше было и надолго хватило. Они ели вареную картошку и запивали разведенным рассолом.
Бабушка Катерина купила в Старом Селе (деревня примерно в 20 км от Заполья) старенький сруб и на волах перевезла его в деревню. Поставили дом.
Дом был очень маленький: сенцы и одна комната. В комнате стояла печь, на которой спала бабушка. За печью — самодельная кровать с сенником, где спали моя мама с племянницей Надей. Еще в комнате был стол и вдоль стены — заслоны (лавки). Печку сделали из самодельного кирпича: в Цагельне копали глину, таскали ее к речке, и мама сама делала кирпичи.
Мамина сестра Алена вышла замуж в деревню Прусы Стародорожского района. Она в молодости была очень красивой. Когда Алена венчалась в Городке, даже священник сказал жениху: «Где ты такую красавицу нашел?». Но, к сожалению, в этом браке у Алены не было детей. Через некоторое время она развелись и вернулась домой.
После 1953 года в деревню начали возвращаться мужчины, осужденные за сотрудничество с немцами во время войны. В Заполье вместе с местным жителем по фамилии Барановский (имя не помню), который сидел в лагере, приехал уроженец Витебской области Алексей Шибека. Неплохой был человек, трудолюбивый, талантливый гармонист. Его посватали Алене. Они сошлись. У них родилось трое детей: Надя, Таня и Миша. Когда в семье родилась вторая дочка, Надю забрали бабушка Катерина и моя мама — они ее фактически и вырастили. Алена с мужем жили очень бедно, и чтобы им было полегче, девочку и забрали. К своей маме она только в гости ходила. У бабушки хоть ела вдоволь. Растили ее до 14 лет, а когда моя мама вышла замуж, в маленьком домике всем уже места не хватало. Наде пришлось вернуться к родителям.
Чтобы выплачивать налоги и сводить концы с концами, бабушка Катерина собирала сметану, била масло, делала клинковый творог и возила всё это в Бобруйск к племяннику Аркадию Толстику на работу в обком комсомола и там продавала. А еще молочку носили и продавали евреям в Глуске. Кстати, когда мы разбирали старый бабушкин дом, то нашли спрятанное под обналичкой дверей письмо от Аркадия Толстика, адресованное маме и тете Алене. Оно у меня и сейчас хранится, но так как пролежало не в лучших условиях много лет, то испортилось и что там написано с трудом можно прочитать.
Бабушка с мамой плели осиновую стружку (этим все запольцы подрабатывали, и я еще стружку в детстве плела), лен выращивали на своем участке, из него делали нитки, а потом ткали полотно.
Бабушка Катерина умерла в 1970 году.
— Расскажите подробнее о жизни вашей мамы. Какие отношения были с жителями Заполья, с соседями?
— Как с самого детства ее жизнь баловала, так и дальше трудностей и горестей хватало. Со всеми запольцами отношения были хорошие, а вот на работе о том, что она дочка изменника родины, напоминали часто. Впрочем, не только ей, ведь в деревне было много детей полицаев и так называемых «врагов народа». Двоюродный брат моего деда Николай Фёдорович Дрейгал был «врагом народа» — его осудили в 1939 году, как польского шпиона. Я уже немного вам рассказывала о нем. Так вот его дочка, как и моя мама, была в немилости у бригадира.
Вот один из примеров. Утром перед началом работы в клубе собирались колхозники, которые ходили в полеводческую бригаду, и им выдавали так называемые «наряды» на работу — то есть говорили, что и где нужно делать. Бригадир Николай Царик всем распределит работу, а маме говорит: «А тебе, Настя, работы нет». А нет работы, значит нет и зарплаты, ведь она была сдельная — сколько сделал, столько и получил. Иногда у него даже и оскорбления прорывались, говорил на таких как мама: «Полицайская морда!». Защитить ее некому было. А в чем мама была виновата? Ее отец понес наказание, и после его ареста жили они с бабушкой в постоянной нужде и тяжело работали.
У маминой сестры Алены муж служил у власовцев, за что и сидел 10 лет в лагере. Но видимо к власовцам он попал не сразу, потому что у него была медаль «За отвагу». До войны у него была семья, дети. Но потом они отказались от такого отца. Вот у него тоже с бригадиром были сложные отношения. Чтобы заработать на лес и построить дом Алексей Шибеко два года в Устерхах пастил коров и только иногда через речку приходил домой повидать жену и детей. Почему в своем колхозе ему дали лес? Бригадир Царик лес не выписывал. Когда Алексей работал в Заполье, то его посылали на самые тяжелые работы. Фото Шибеко одно время висело в клубе на Доске почета, так Царик его снял, порвал и выбросил. Их конфликт длился много лет, даже когда они уже были пенсионерами. Однажды Алексей не выдержал издевательств и в День Победы повесился.
В молодости мама не отказывалась ни от какой тяжелой работы: косила, умела сложить стог, ходила за плугом и даже лес валила. Мужчины в семье не было, вот и приходилось мужскую работу делать самой. Она, к примеру, пахала огород не только себе, но и своим сестрам Алене и Матруне (у нее муж был без ноги после ранения на войне и умер молодым).
В своем дворе мама постоянно что-то строила. К старому дому несколько раз пристраивала тристены, которые сначала увеличивали пространство дома, следующие пристройки служили сараями и так далее. Позже она новый дом поставила, чуть дальше от улицы. Он и сейчас стоит.
У мамы, как пережившей войну и голодное, трудное время, в запасе в большом количестве всегда обязательно были соль, спички, хозяйственное мыло и мука.
Официально мама никогда не была замужем. Тогда без росписи в ЗАГСе многие пары жили, как впрочем и сейчас. В 1962 году к ней посватался мужчина по имени Адам и у них родились девочка Света и мальчик Володя. Дети родились с пороком сердца и умерли младенцами. Девочку пытались спасти в Бобруйске, но не получилось. Маме отдали мертвого младенца. Она завернула девочку в покрывало и привезла на маршрутном автобусе домой. Похоронила на нашем кладбище.
В 1969 году к ней посватался другой мужчина, мой отец, Степан Ефимович Глаз. С разницей в полтора года у них родились мой брат Толя и я. Но жизнь с отцом у мамы не сложилась. Оказалась, что в России у него была другая семья и он в 1971 году уехал к ним. Мама нас двоих растила одна.
У нас есть семейная история о том, почему брата назвали именно таким именем. Имя ему выбрала наша двоюродная сестра Надя. У нее был одноклассник, который разбил сердца всех девчонок в школе, красавец Толя Глаз. Вот она и предложила назвать нашего Толю в честь одноклассника, тем более что они получались тезками — два Анатолия Глаза.
— Расскажите о вашем с братом детстве и юности.
— Наверное больше всего времени мы в детстве провели на колхозном дворе. Мама много лет работала дояркой. В целом в колхозе она отработала 42 года. Мы с братом постоянно помогали маме на ферме: и летом во время каникул, и после школы всегда ходили. У нас были свои обязанности и по дому, и по ферме. Уже в 13 лет я одна могла подоить всех колхозных коров, если маме нужно было куда-то отлучиться. Брат приносил коровам корм и раздавал его животным.
Помогали и маминой сестре Алене с коровами на ферме: сначала с мамой работали, потом шли к тетке. Доили коров, аппараты доильные мыли, бидоны (по 40 кг) с молоком таскали. Корма «зелёнки» (это свежескошенная трава) набирали всегда столько, сколько могли унести, ведь чем больше корова съест, тем больше молока и зарплаты будет. Заметишь, что машина повезла «зелёнку» на ферму и бежишь, чтобы больше ухватить. А если опоздаешь, то достанется тебе и твоим коровам капелька, потому что другие доярки с детьми тоже прибегали и расхватывали корм.
На ферму, кстати, ходили иногда и белье стирать, потому что там была горячая вода. В помещении, где мыли доильные аппараты был бетонный пол. Там раскладывали белье и щетками с мыльной водой его стирали. Но обычно так делать не разрешали. Поэтому чаще для стирки горячую воду брали в ведра и несли домой, чтобы газ на подогрев не использовать. Экономили.
Летом с братом пасли коров: один день свою очередь отпасываешь, через несколько дней — за тетку Алену. Это было самое ненавистное занятие в детстве! Наша соседка тетя Оля Потапенко обычно приходила на пастбище доить свою корову и нам с братом обязательно приносила свои очень вкусные яблоки и необычные груши: красные снаружи и внутри. Я пасу коров и жду, когда она придет и принесет нам лакомство. Часов у нас не было, и мы всегда ждали, когда мама от озерца нам будет махать белой косынкой — это значит, пора домой. Мама нам с собой на пастбище обязательно покупала лимонад, печенье. Конечно, давала и более сытную еду с собой. Мы всё складывали в торбочки и шли на пастбище.
Мама научила нас самого детства всякой деревенской работе: брата — косить траву, пахать, а меня — жать серпом.
Мне было 13 лет, когда мама вышла на пенсию. Ей за больше, чем 40 лет стажа насчитали только 70 рублей пенсии. Она еще два года работала и ей пересчитали пенсию — вышло 120 рублей. Хорошо запомнился момент, когда она ушла полностью из колхоза. В тот день я пришла со школы, а мама плачет, что заявление на увольнение написала — переживала, как она будет нас растить только на пенсию. А у меня столько радости было, что, наконец-то, не надо будет ходить на эту ненавистную ферму!
— Расскажите о ваших с братом увлечениях и развлечениях.
— Я с братом была неразлучна: куда он шел, туда и я. Он с друзьями в войнушку играет, и я с ними вместе. Он мне и за брата, и за отца был. Мама нас маленьких оденет в длинные пальто, подвязанные веревкой, проведет до клуба и отправляет гулять на поселок к своей подруге и куме Оле Кругловой (Дрейгал) — там у них было много детей наших ровесников. Они же были нам и родственниками — их отец двоюродный брат мамы.
Мама всегда говорила брату: «Толик, держи Катю за руку». Он меня хватал крепко за руку, и мы топали… Помню, тетя Оля кислого молока в кружечки нальет, картошки сварит, поставит в миске на табуретку, мы все вокруг встанем и едим. Казалось бы, простая еда, а как вкусно было в большой кампании.
Мама наша никогда не экономила на еде, мы всегда ели вдоволь, а вот с одеждой у нас была напряженка — часто приходилось донашивать чужие вещи, особенно в детстве. Денег не хватало. Чтобы много заработать, в колхозе нужно было трудиться там не покладая рук от рассвета и до заката.
В детстве на бытовые мелочи не обращаешь внимание, тем более что и жизни то другой мы особо не видели, ведь почти все вокруг нас были такими же трудягами и жили так же, как и мы.
Мы часто ходили на речку купаться, как и все запольские дети. Пока пасли коров могли покупаться. Однажды тонули вместе с братом: сначала я начала тонуть, а он пытался меня спасти. Но я от страха его голову только глубже под воду загоняла. Меня вытащила соседка, которая на берегу загорала и увидела, что мы тонем. Брат уже сам выплыл.
Любили зимой на лыжах кататься — ходили в лес на трамплин прыгать. Мама нам недорогие лыжи покупала — мы их часто на трамплине ломали, а она опять покупала.
Раньше зимы очень снежные были. Моя двоюродная сестра, которая старше меня на 16 лет, рассказывала, что в ее детстве снега наметало столько, что на деревенской улице прорывали тоннель и по нему ходили. В нашем детстве наметало выше заборов, а то и по самые крыши домов, и мы катались на санках с высоких сугробов.
Толя любил на коньках кататься по озеру или на колдобе. Озеро разливалось, вода замерзала от Заполья и почти до окраины Глуска. Мальчишки чистили необходимый им участок озера от снега и играли там в хоккей. А я ездила на самодельном зимнем самокате — его на кузнице делали из обычной арматуры.
Лазили с братом вместе в Цагельне на высочезный маяк. Теперь такое и представить страшно!
В колхозе был гусеничный трактор, который зимой перевозил большие скирды сена на большом металлическом листе. Вот он тащит скирду, а мы в это время прыгали на металлический лист, держались за скирду и так катались. Водитель трактора нас видеть не мог, а когда взрослые видели наши покатушки, то ругались, конечно.
Брат смелее, чем я. Он и верхом на лошади ездил, а я боялась.
— Игрушки мама покупала вам?
— У брата, наверное, ничего такого фабричного и не было. А мне мама купила в детстве только одну куклу. Мне хорошо запомнился этот момент. Куклу она принесла из Калатичей. Я залезла на печку и с ней там играла.
— Что самое вкусное мама готовила?
— Я очень любила тушеную фасоль. Но это блюдо не часто готовили, потому что фасоли у нас всегда было мало. Тетя Алена готовила очень вкусные налистники с творогом в печке, котлетки и кисель из сушеных диких груш. Она всегда мне это приносила, когда к нам приходила. В 1980-е сестра двоюродная из Минска привозила нам глазированные сырки, которые ей выдавали по большому блату в столе заказов на работе. Привозила и другие деликатесы, типа ветчины, которых мы в деревне и в глаза не видели.
— А в деревенском магазине какие дефицитные товары продавали?
— Ничего особенного у нас не продавали. Помню, что мы покупали газировку трехлитровыми банками: покупаешь в бутылках, открываешь их прямо в магазине, сливаешь напиток в банку и так выходило дешевле потому как не платили за тару.
— Как в детстве был устроен ваш быт? Где, к примеру, мылись?
— Была в деревне колхозная баня. Однажды мама где-то была занята, и мы с Толей совсем малые одни пошли мыться. Соседка рассказывала нам уже взрослым про этот наш поход. Пришли, помылись. Как мы там мылись сами, неизвестно, но вышли из бани, как будто там и не были — грязные-грязные. Кто-то из запольцев увидел, завел да помыл нас нормально.
— Расскажите о ваших подругах, друзьях.
— Я была в детстве очень домашним ребенком — везде ходила за мамой (за юбку держалась) и за братом. Подружки уже в подростковом возрасте, конечно же, у меня были, но не местные девчонки. В Заполье на лето к бабушкам, нашим соседкам, приезжали внучки из Минска, Глубокого, Бобруйска, Москвы и других городов. Вот они и были моими подружками. Мы и сейчас с некоторыми общаемся. Мы с ними и в кино ходили, и на танцы, и по свадьбам, причем не только в Заполье, а и в соседние деревни добирались. В Калатичи ходили, в Погост ездили, в Борисовщину, Маковичи, в Дуброву километров за 20. Ездили на велосипедах, на мотоциклах с парнями. В Дуброву однажды поехали на машине, а обратно пешком шли — домой вернулись только в шесть часов утра. Однажды заехали с девчонками на велике в Маковичи, а обратно меня друг брата вез уже на велосипеде. Мы дружили с парнями запольскими и смело с ними везде ездили, ничего не боялись. В деревне были и красавцы кавалеры, которые виртуозно умели играть на гитаре, чем привлекали к себе много девчат. Играли и хорошо пели Саша Дыба и Саша Кирдун (его называли Глиняный). Летом собирались по вечерам и гуляли каждый вечер: кино, танцы или просто на улице на лавочках сидели кампаниями. Днем наработаешься, а вечером всё равно идешь гулять до утра.
Наш сосед, дядька Петя Потапенко, работал киномехаником в запольском клубе. Мы обычно читали афишу (возле магазина стоял железный стенд и на него вешали нарисованную от руки афишу) и потом бежали к дядьке Пете спрашивать про фильм. А он нам всегда отвечал: «Говорят, хороший фильм». В кино люди ходили охотно, а если показывали индийский фильм, то приходило столько народу, что мест всем не хватало, кое-кто и стоя смотрел. Клуб еще работал, когда у меня была свадьба, а это октябрь 1991 года. Наши гости там танцевали.
— Расскажите, как проходила ваша свадьба в начале 1990-х.
— Весело было. В Заполье была традиция: невесту надевали обязательно в чужом доме. Меня — в доме у тети Алены. Потом был традиционный выкуп, роспись в ЗАГСе и собственно гулянье.
Домик наш был маленький, поэтому столы мы поставили в солдатских палатках на огороде. Их родственники моего мужа привезли. Палатки изнутри украсили самоткаными постилками-перебиранками: и своими, и тетя принесла, и соседки. Мама выписала в колхозе бычка и кабанчика на мясо, самогонки выгнали, конечно же. Готовили все угощения дома — мама и деревенские женщины, которых она нанимала в помощь. Надо сказать, что и гости шли на свадьбу не с пустыми руками — кроме подарка молодым обязательно несли водку, котлеты, холодец, то есть какое-то готовое блюдо на стол.
А танцевали все в клубе. Мы заказывали ансамбль. У запольцев даже сложилась традиция, связанная с гулянием свадьбы в клубе. Все в деревне знали, что свадьба, к примеру, сегодня. Бабушки, дедушки и те, кого не приглашали за стол — все приходили в клуб смотреть на новобрачных. Усаживались по периметру зала и ждали появления молодых. Жених с невестой шли в клуб «подготовленные» — несли с собой водку и закуску (хлеб, колбаса или котлеты). Как только молодожены переступали порог клуба их усаживали на красиво убранную лавку, и крепкие мужики поднимали и качали виновников торжества. Потом жених с невестой подходили ко всем присутствующим и угощали — наливали каждому рюмку и давали закусить. Обязательно надо было сказать жениху и невесте пожелания. На свадьбу в клуб погулять приходили, приезжали и из других деревень. Местные бабушки сидели и смотрели на молодежь, обсуждали наряды и поведение. Самые стойкие высиживали до конца гулянья — а это было далеко за полночь. Некоторые даже могли и вздремнуть, проснуться и дальше сидеть.
— Расскажите о ваших соседях. Что за люди и какие у них судьбы?
— У каждой семьи есть своя особенная, иногда даже трагическая, история. Вот, например, по соседству жила сестра мамы Алена. Я уже рассказывала про ее семью и только немного дополню. У них была дочка Таня. От отца она унаследовала талант — виртуозно играла на гармошке. Но, к сожалению, она умерла в 18 лет — было слабое больное сердце.
Рядом с нами жила мамина двоюродная сестра Оля Дрейгал. Она была намного старше мамы, и я запомнила ее очень глухой, странной и вредной старушкой. У нее не было своей семьи и детей. Из родных — только два брата. В ее доме не было электричества — она жила с керосиновой лампой до смерти. Когда шла по деревне всё время что-то бормотала себе под нос. Когда умерла, за ее усадьбой ухаживал сначала брат Фёдор, а потом, когда и его не стало — брат Пётр и его сыновья. Кстати, Фёдора и Петра в деревне называли Феденька и Петрушенька и все без фамилии знали кто это.
— Почему их так называли? В деревне у всех были свои деревенские имена или прозвища?
— Да, мало кого называли по фамилии, обычно были свои, деревенские «имена». Петрушеньку и Феденьку так звали, может быть, потому что в детстве их так называла мама. В основном замужних женщин называли по имени мужа, например, Степаниха, детей по имени матери или отца — Оля Юстынина или Оля Сергейчикова. Всех чужих, кто приехал в Заполье, называли по месту откуда они приехали в деревню — Могилёвка, Сибиряка, Сахалинцы. Мою маму с сестрами звали Даниловы девки. Обидных прозвищ ни у кого не было.
— Это интересный момент. Продолжаем разговор о соседях. Кто еще рядом с вами жил?
— Сергей и Маруся Глаз. Марусю в деревне называли «Могилёвка», потому что она была из Могилёва. Они приехали в Заполье (на родину Сергея) из Минска. Там у них умерло двое детей и после этой трагедии, они переехали в деревню. Здесь родилось у них четверо здоровых, крепких сыновей.
Напротив нашего двора жили Потапенки: Ольга и Пётр (тот самый, который работал киномехаником). Про отца Ольги, Николая, я уже рассказывала — это наш родственник, которого осудили в 1939 году, как единоличника и польского шпиона. Их мать во время войны немцы угнали в Германию. Двое маленьких детей остались дома одни! Ольге, когда началась война, было только 4 года, а брат немного старше. Трое суток они голодные сидели на печке в холодном доме — плакали и выли в прямом смысле слова. Потом кто-то передал их бабушке в Жолвинец, что дети одни и она пришла в Заполье. Пока мать не вернулась после войны из Германии, бабушка жила с детьми. Именно она потихоньку разобрала на дрова и сожгла наш дом, пока мой дед с семьей был в Германии.
Мать Ольги вернулась из Германии с ребенком — девочкой. С отцом ребенка они вместе были на принудительных работах. Он звал ее с собой на свою родину в Украину, но она отказалась с ним ехать и вернулась к своим детям. Тетя Оля рассказывала, что ее мама, подойдя к Заполью, оставила младенца в лесу на кочке — видно хотела узнать обстановку дома. Пришла она в деревню, увидела, что дети и мать дома. Вернулась в лес и забрала девочку домой. Так они все вместе и жили — дети, мать и бабушка.
У тети Оли сложная судьба. Они с мужем растили внука. Дочка родила мальчика и оставила его в доме малютки, а сама уехала на Дальний Восток. Потом написала об этом в письме своим родителям, попросила его забрать. Кто знает какие жизненные обстоятельства у нее сложились на тот момент? Всякое в жизни бывает. Кроме того, у них отец, Пётр, был очень строгим человеком. Реакции родителей, возможно, дочка и испугалась. Потом, позже всё благополучно разрешилось: и ребенок вырос, и тети Оли дочка вернулась и растила сына. Парень Вова Потапенко вырос красавцем: высокий, стройный. Но прожил недолго. Когда ему было примерно 25 лет или чуть больше, он погиб. Тетя Оля нашла его мертвого в Заполье на соседском огороде. Что случилось — неизвестно.
Вот еще одна трагическая история, которая произошла с внучкой запольской женщины. У Веры Навичонок была внучка Людмила. Она умерла беременной, может на 8 месяце. Говорили, что ребенок в утробе у мер и у матери пошло заражение крови. Вовремя это не обнаружили и не спасли. Ее молодой муж от горя через 40 дней после их с ребенком похорон повесился в сарае во дворе своей матери. Написал записку: «Я иду к своей семье».
Рядом с нашим домом (через один двор) стояла запольская начальная школа. Там всегда был ухоженный красивый двор, много цветов росло, на участке при школе был огород. Когда школу закрыли, мы, малые, ходили под окнами и заглядывали через стекло внутрь. В здании школы потом еще некоторое время жили люди, а позже его продали в качестве сруба на дом, разобрали и увезли в какую-то деревню. Сейчас на этом месте заросший пустырь и о школе напоминает только высокий старый вяз.
Кстати, здание школы было когда-то жилым домом, который принадлежал Кондрату Дрейгалу. Он во время войны служил в полиции и после освобождения его дом конфисковали. Говорили в деревне, что он был жестким человеком, даже жестоким. В моем детстве дед Кандрат уже был стариком и ходил с палкой. Когда он шел по улице, этой палкой специально стучал по заборам, чтобы все собаки гавкали. Я, маленькая, этого деда очень боялась и, если видела его, всегда пряталась во двор.
Кстати, у деда Кондрата был брат Иван (12-й ребенок в семье). Иван еще до войны закончил юридический техникум и в 1939 году его призвали в армию. Потом война. На фронте он служил секретарем военного трибунала в звании гвардии военный юрист. Его старший брат Геннадий, тоже воевал. А в Заполье в это же время братья Кондрат и Василий служили в полиции. После войны Иван один раз заехал к матери и больше не приезжал в Заполье никогда. Общался только со старшим братом и сестрой в Минске. Он даже одну букву в фамилии изменил и стал Дрейгол вместо Дрейгала, чтобы фамилия, такая же, как у братьев-полицаев, не мешала продвигаться по карьерной лестнице. Жил в России в Чувашии. Был Народным заседателем Верховного суда Чувашской республики.
— Были ли в деревне между жителями какие-то споры, за землю, к примеру.
— За землю — постоянно, ведь она была главной ценностью. Даже наши соседи, с которыми всегда нормально общались, регулярно прикапывали кусочек земли, хоть на ширину лопаты, но от нашего участка. Земля была, наверное, единственным спорным моментом у запольцев. Были случаи, когда соседка так дорожку на границе участков прикопает к себе, что по ней пройти невозможно было, она разваливалась. А теперь ее участок зарос кустами и травой — и земля никому не нужна.
Раньше от последнего дома на нашей улицы речка видна почти была, а сейчас всё кругом заросло.
— А что раньше было вокруг деревни?
— Прямо в конце нашей улицы — небольшое озеро. Вода там была очень чистая. Женщины ходили туда белье полоскать. Еще у нас был колдоб. Похоже когда-то это был карьер, который затопило водой. Мужчины там кошами ловили вьюнов. Красивые места от деревни до самой реки. Много полевых цветов всегда росло на лугах вдоль речки.
— Расскажите про вашего брата.
— Мы с ним очень дружны с детства и до сих пор. В 15 лет брат уехал в Марьину Горку учиться в техникум. Он рано стал самостоятельным. Чтобы заработать денег ходил и вагоны разгружать, и в Молдавию ездил помидоры убирать — брался за любую работу. Вот он как уехал, можно сказать, подростком из дома, так и насовсем уже. Я к нему часто в гости ездила в Марьину Горку на электричке. Толя рано женился — в 19 лет. Свадьба была в Марьиной Горке. Мама нанимала автобус, чтобы своих приглашенных гостей туда завезти. Праздновали в столовой, а ночевали все вместе в каком-то актовом зале — спали на матрасах вповалку друг за другом. Но это в то время было нормально, никто не жаловался.
— За что вы с братом там сильно любите Заполье?
— Это наша родина, наши корни. Дед, прадед жили в Заполье. Наша семья на этом месте живет уже лет 150, а может и больше. Это самая настоящая земля предков. Здесь всё свое, такое родное. Кажется, что у нас в деревне даже люди другие, не такие, как везде. Наши — добрее, более отзывчивые, чужие по крови, они всё равно для меня как будто родные. Здесь прошло наше с Толей детство. И хотя нам в то время приходилось много работать, сейчас трудности забылись и вспоминаются только приятные моменты. Заполье для нас, как теперь принято говорить, — место силы. Я здесь не живу постоянно, но приезжаю каждый день. Пусть и по бытовым делам, но всё же.
Все в деревне знают, что мы не живем постоянно, но ни разу никто не влез, ничего не взяли, не сломали.
К сожалению, людей, которые живут в деревне постоянно, становится всё меньше и меньше. Но летом Заполье оживает, жизнь кипит — сюда съезжаются из разных городов дети и внуки тех, кто жил когда-то здесь. В это время и на улицу приятно выйти, как будто вернулась в свое детство, в шумную многолюдную деревню.
Чтобы оставить нашим детям в наследство хорошую усадьбу, 17 лет назад мы снесли старый, еще бабушкин дом, и Толя построил новый. Там всё есть для комфортной жизни, к которой мы уже привыкли. Толя, когда приезжает в деревню из Марьиной Горки, живет в новом доме. Кстати, старый дом, который строила наша мама, тоже стоит, мы поддерживаем его в хорошем состоянии. Дома у меня висит картина, где нарисован этот наш дом детства — дочка подарила.
Вся наша семья при каждом удобном случае едет в Заполье. В прошлом году Толя несколько раз приезжал на несколько дней и за это время он на велосипеде объездил половину Глусского района. Брал с собой только воду и кошелек, ехал в Маковичи, в Клетное, в Дуброву, Калюгу. Приезжал, покупал там в магазине мороженое и ехал обратно домой. Его дочка тоже любит бывать в деревне — она тоже здесь выросла. И мои дочки, как только приезжают домой, сразу говорят: «Поехали в Заполье».
Хоть мы и живем все на разном расстоянии от деревни, но наши мысли и души всегда в родном Заполье!
