Надежда Александровна Желягина (в девичестве Малевич) родилась в Заполье 10.09.1957 года. В деревне проживала по адресу улица Луговая, дом 49. Сейчас живет в Минске.
— Надежда Александровна, расскажите о вашей семье.
— Мои предки по линии матери родом из Заполья. Предки моего мужа Виктора и по отцовской, и по материнской линии, тоже из Заполья.
Бабушка по линии моей матери — Мария Казимировна Новичонок была 1893 года рождения, дедушка — Константин Севостьянович Новичонок, 1891 года рождения. Во время войны, в 1941 году дедушку расстреляли немцы. Ему тогда было всего 50 лет. Бабушка ушла из жизни в 1964-м, в 71 год.
У бабушки и дедушки родилось 13 детей, из них дожили до взрослого возраста — 10. У бабушки был орден «Мать-героиня», который вручали женщинам, родившим и воспитавшим 10 и более детей.
— Что вы знаете про дедушку? Почему его расстреляли?
— Мои родственники занимаются изучением нашей родословной, и двоюродная сестра нашла про дедушку такую информацию. Сам он родился где-то в Прибалтике и в начале ХХ века сбежал по политическим причинам в Беларусь, где и встретил нашу бабушку. К началу Великой Отечественной войны он уже был коммунистом. За это его и расстреляли немцы.
— Дедушки не стало. Как бабушка выживала с детьми?
— Всякое было. Старшие дети уже более-менее взрослыми были и помогали по хозяйству, работали. Но у бабушки были и моменты полного отчаяния. Однажды зимой, когда в доме вообще не было чего есть, голод подтолкнул ее на страшный поступок. Она взяла младших ребятишек за руку и повела их на речку — хотела утопиться вместе с детьми, чтобы не мучать ни их, ни себя. Вот идут они по поселку, а навстречу им женщина, в деревне ее все звали Семёниха (возможно, ее фамилия Барановская). Она спрашивает бабушку: «Ты куда это детей таким морозом ведешь?». Бабушка Мария всё и рассказала, как есть. Семёниха отвела ее к себе домой, поделилась, чем могла и убедила больше так не делать.
— Расскажите про вашу бабушку Марию.
— Я ее хорошо помню. Мне казалось, что она больше любила моего старшего брата Владимира — он мальчик, старший и он помогал бабушке. А что я, младшая, да еще и девочка.
— Что знаете о запольских предках вашего мужа.
— Бабушку звали Федора, деда — Дмитрий. Их дом стоял тоже на улице Луговой, почти в конце деревни, недалеко от дома, где сейчас живет Николай Кирдун.
Маму мужа звали Надежда Александровна. Она тоже была родом из Заполья — девичья фамилия Кирдун. Ее родители — Марфа и Александр. В деревне у нее была сестра — Ольга Александровна Дещеня. Свекровь до замужества жила в Заполье. Она рано умерла — работала в Минске на заводе с вредным производством.
Отца мужа звали Степан Дмитриевич Желягин. Степана Дмитриевича во время войны забирали на принудительные работы в Германию. Про этот период жизни он нам ничего не рассказывал.
Я еще с детства хорошо запомнила бабушку своего мужа, Федору. Тогда же я еще не знала, что наши семьи породнятся. Ее образ сейчас уже немного стерся из памяти: помню только ее голубые-голубые глаза. У ее сына, моего свекра, были точно такие же глаза. Она прожила больше 90 лет.
— Братья, сестры вашей мамы остались в Заполье или уехали?
— В Заполье жила мама, сестра Ольга Амбражевич и брат Пётр Новичонок. Остальные разъехались по всему Советскому Союзу: жили в Казахстане, в Ханты-Мансийске, в Минеральных Водах.
— Расскажите о вашей маме.
— Маму звали Любовь Константиновна, в замужестве Малевич. Она была 1930 года рождения, умерла в 2006-м. У нее родилось двое детей: брат Владимир (старше на 6 лет) и я. Мама два раза была замужем, но семейная жизнь так и не сложилась. Я была еще маленькая, когда мама осталась одна.
Старшие мамины сестры в 1960-е уехали в Казахстан осваивать целинные земли и там неплохо устроились. Когда мне было три года, они уговорили маму тоже приехать жить в Казахстан. Мама собрала вещи, взяла меня с братом, и мы поехали. Несмотря на такой юный возраст, я помню и поезд, и повозки, на которых мы долго ехали. Обратно жить в Заполье мы вернулись неожиданно. Мамина сестра Ольга и брат Пётр регулярно присылали телеграммы из Заполья, что бабушка болеет, что надо кому-то приехать. Вот мы приехали в деревню в отпуск и… остались насовсем. Бабушка уже была пожилая, к тому же, болела и ей требовался уход. Вот мама и решилась остаться. Она отправила телеграмму на работу и сестрам: «Остаюсь в Заполье». А ведь мы в Казахстане оставили все свои вещи, у нас там было хозяйство. Мамины сестры присылали телеграммы, уговаривали ее вернуться, ведь в Казахстане мы неплохо устроились — и жилье, и хорошая работа, всё было. Тети говорили, что найдут бабушке сиделку, но маму никто не переубедил. В Казахстане наше имущество тети продали, деньги нам прислали, а вещи упаковали и отправили контейнерами в Беларусь. Мы ездили в Бобруйск всё это забирать.
В Заполье мама пошла работать на ферму дояркой, где и трудилась до пенсии.
Маме приходилось трудно в жизни — по хозяйству и женскую, и мужскую работу делала. Мужчины идут сено косить и она — косу на плечо и пошла. Ее брат немного помогал, но и самой трудиться приходилось немало.
— Когда началась война вашей маме уже было 11 лет, она что-то рассказывала о том времени?
— Да, немного рассказывала. Чтобы заработать, она пасла коров. Утром, когда хозяйки выгоняли скотину на пастбище, обязательно давали пастушку (то есть маме) что-то на обед: кто блин, кто кусок хлеба с салом — у кого, что было. Пока она коров до конца деревни догонит, младшие сестры, Надя и Зина, за ней вприпрыжку бегут и просят, чтобы обедом поделилась. И делилась, а что делать.
Однажды мама гнала коров через болотце, и одна корова там застряла. И надо ж было так случиться, что это была корова полицая (я не помню его фамилию сейчас). Немцы увидели, что ребенок бегает, не может корову достать из грязи и подошли. А мама плачет: от безысходности и от страха — подошедших немцев испугалась. Но один из них протянул маме бутерброд, а второй — конфету. Она конфет никогда в своей жизни не видела и не знала, что это вообще такое, поэтому, увидев кусок хлеба, схватила в первую очередь его. Сразу откусила, а потом вспомнила, что дома же младшие голодные сидят и спрятала бутерброд в карман. Немец показывает ей, мол, ешь, это всё тебе. А мама махнула рукой, потом съем. Немец отвернулся и вытер слезу. Может своих детей вспомнил или понял, что ребенок задумал. Потом они помогли корову вытащить. Немцы тоже разные были: и страшно жестокие, и человечные попадались, как эти двое.
Когда были «налеты» на деревню, чтобы молодежь в Германию забрать, местные полицаи всегда предупреждали запольцев и те старались спрятать своих детей. В 1943, 1944-м маму тоже уже могли забрать. Однажды немцы зашли в дом и стали требовать отдать детей, сами искали. Бабушка маму остригла наголо, когда она тифом болела и прятала дома на печке за занавеской. Один из немцев отдернул занавеску, увидел, что остриженная девочка там лежит и задернул обратно. Еще и нагайкой хлестанул по подушке, мол, лежи, не высовывайся. После этого немцы быстро ушли из хаты — они очень боялись инфекционных болезней.
Когда в нашем детстве мы с братом чего-то не хотели есть, мама всегда говорила: «Вот бы мне такое предложили в моем детстве, я бы не отказалась, как вы сейчас».
— Расскажите о вашем детстве и юности.
— До переезда в Казахстан мы в Заполье жили в центре деревни на улице Луговой. Того нашего дома давно нет. Он был маленьким. Стоял напротив дома Надежды Ивановны Малевич (Димовой). Когда-то этот домик дедушка моего брата помогал строить для семьи сына, то есть для нас.
Хорошо помню наших соседок. Старший брат уходил в школу, мама рано на ферму и за мной, маленькой, присматривала та соседка, у которой было время. Одна из них — тетя Феня. Мама, когда уходила на ферму, чаще всего просила ее за мной присмотреть. Однажды она меня учила вытирать кувшин с молоком. Мне захотелось попить молока. Я налила молоко в стакан, а по кувшину оно стекает на стол. Тетя Феня говорит: «Вытирай». Я подниму кувшин и под ним вытираю, а молоко-то по капельке опять стекает с горлышка на стол. Тетя Феня терпеливо ждала, когда же я додумаюсь, что надо вытереть кувшин. Сообразила. Вот этот, казалось бы, незначительный момент — это тоже своего рода воспитание и обучение маленьких детей бытовым навыкам.
Пока я была маленькая, маме на ферме помогал старший брат. Когда подрос, его мальчишки в деревне стали дразнить, мол, коров ходит доить. И он стал просить маму поручать ему любую другую работу, но только не на ферме. Тогда мама мне сказала: «Доченька, пришла твоя очередь учиться помогать мне на ферме с коровами». Первое время я училась на самой спокойной корове. Ее звали Мурашка. Очень терпеливая, «пожилая» корова была. Процесс моего обучения был долгий и длился не один час — а корова стойко терпела и стояла, как вкопанная. Мама своих всех коров (25 животных!) руками уже подоит, а я еще всё под Мурашкой сижу. Но, когда научилась, то уже всё быстро делала наравне с мамой. А если ей куда-то нужно было уйти по делам, то и полностью могла заменить ее на ферме.
Недостатка в чем-то я в детстве не ощущала — мама меня постоянно баловала, всё, что я хотела, покупала, в том числе и разные вкусняшки. Соседки ей в укор ставили, говорили: «Смотри, разбалуешь ребенка!»
Как и все дети мы с друзьями шалили. Рядом с нами жила одинокая бабушка — Марка. Мы постоянно ей делали мелкие пакости, она на нас ругалась, а мы не унимались и опять вредничали.
Рядом жил сосед-однофамилец и мой одногодка Гриша Малевич. Мы дружили. К нему я ходила ни через калитку и улицу, а через дырку в заборе. Отодвину выломанную доску и пошла.
Когда мы вернулись из Казахстана, то жили в доме бабушки по улице Луговой, дом 49. Там и прошло мое детство и юность.
Часто с подружками бегали на луг, рвали там цветы. В деревне такие не росли. И вообще, на улице и во дворах травы высокой, как, например, сейчас, никогда не было. Люди держали животных и много-много домашней птицы, которые всё это съедали. Принесенные с луга цветы ставили дома в вазу. А накануне Купалья украшали цветами дом. На колодцы вешали венки из крапивы — чтобы в купальскую ночь туда нехорошие люди не нагадили. К любому празднику обязательно посыпали в своем дворе дорожку желтым песочком для красоты, чтобы двор казался симпатичнее и свежее.
Мои детские подружки: Надя Дещеня, Света Новичонок, Валя Кирдун, Нина Кирдун. Мы с ними рядышком жили, поэтому и дружили. Вместе каждый выходные бегали в Глуск в библиотеку за книгами, вместе на речку купаться. Накупаешься, а потом лежишь на берегу и читаешь. Наше поколение было сильно увлечено книгами. Мама моя тоже любила читать. Она, кстати, читала быстрее, чем я — прочтет и мне рассказывает, о чем книга.
В юности ходили в клуб в кино и на танцы. Киномеханик вешал афишу, анонсировал вечерний кинофильм. А нам, молодым, хотелось всегда чтобы побыстрее музыку включили и танцевать. Но киномеханик был непреклонен: «Посмотрите фильм, будут вам танцы». У него же план, ему выручка нужна была. Но когда привозили индийский фильм, то клуб был всегда полный. Я бежала к маме на ферму, помогала ей подоить коров, чтобы и она тоже успела на сеанс.
— Где покупали наряды запольские девушки и женщины?
— Готовую одежду было трудно купить. В Заполье были женщины, которые умели хорошо шить — к ним и обращались за обновками, чтобы в свой гардероб добавить модное платье или блузку. Сестра Надежды Ивановны Малевич (Димовой), Анна, хорошо умела шить и другие. Потом ездили в Глуск в ателье к профессиональным швеям и заказывали там себе модные вещи. Когда маме удавалось вырваться с работы, она всегда покупала в Глуске или в Бобруйске ткани и из них уже шили. Кстати, некоторые мамины когда-то нарядные платья я и сейчас ношу в деревне — они в отличном состоянии.
— Ваша мама как-то общалась с семьей Кастецких?
— Тесной дружбы я не помню. Они же жили далеко от нас. Но вспоминаю один случай. Однажды в детстве у меня на руке выскочили пятнышки, похожие на лишай. Дедушка Виктор Кастецкий приходил и лечил мне эти пятнышки. Он курил трубку, а в ней обычно накапливается смола. Вот он эту смолу доставал и смазывал ею мне пятнышки на руках. И это помогло, руки мне вылечил.
— Когда вы уехали из Заполья?
— В 17 лет. После окончания школы я поступала в Бобруйское медучилище. Не получилось. Дома до следующего года не будешь же сидеть, решила пойти работать — устроилась в детскую больницу в Бобруйске. Но поработав там, от желания стать медиком отказалась и ушла на шинный комбинат.
Уже когда я жила в Бобруйске с моим старшим братом случилась беда. Владимир жил с семьей в Заполье. В 1975 году он погиб от удара молнии. Его сыну тогда было около 2 лет. Накануне трагедии у меня было предчувствие, что произойдет что-то ужасное. В тот день с самого утра мне было неспокойно, очень тревожно, как будто вот-вот мне должны сообщить нехорошую новость. И сообщили… Я тогда жила на квартире. В окошко постучали. Я глянула — никого. Вышла на улицу, а там двоюродная сестра — за угол дома отошла и плачет. Я сразу подумала, что что-то случилось с мамой, но она мне рассказала, про брата. Сейчас в Заполье живет сын брата и мой племянник Виталий.
— Как вы со своим мужем познакомились?
— Мы знали друг друга с детства. Он приезжал из Минска в Заполье к дедушке и бабушке на каникулы, а жили рядом — через один дом. Из нашей детской дружбы зародилась любовь. Поженились в 1979 году. Свадьбу весело праздновали в деревне.
— Когда начинается ваш дачный сезон? Когда вы приезжаете в Заполье?
— Обычно живем в деревне с апреля и до середины октября. Мы живем в том самом бабушкином доме, где прошло мое детство. Ради внуков, в том числе, и проводим здесь половину года. У нас два сына, невестки, два внука и внучка. Внуки с нетерпением ждут окончания учебного года, чтобы поехать в деревню, побегать на «свободе», покупать в речке. Мы в Заполье садим небольшой огород — только для себя овощи выращиваем, чтобы внуки свежую зелень и овощи кушали.
— Какие плюсы и минусы жизни в Заполье для вас?
— Для городских жителей, которые большую часть жизни проводят в квартире, большим плюсом является то, что есть возможность двигаться. Вот и огородом занимаемся не для того, чтобы вырастить огромный урожай, а больше для того, чтобы всё лето быть в движении, чем-то полезным заниматься. Кроме того, в деревне все — и мы, и дети — целый день проводим на улице на свежем воздухе. Это тоже плюс. Для нас с мужем Заполье — это еще и ностальгия, это общение с родственниками, с которыми встречаемся только здесь. Мы гуляем по деревне, вспоминаем детство, молодость.
Большой минус — с каждым годом становится всё меньше и меньше людей в Заполье, наших ровесников. Видишь, как становятся пустыми дома, как зарастают наши стёжки-дорожки, где бегали в детстве. От этого, конечно, тоскливо. Страшно подумать, в нашем конце улицы в деревне на зиму остаются только два (!) человека.
— А как устроен ваш быт в деревне? Можно ли комфортно жить и в сельской местности?
— В плане быта в деревне сейчас можно всё устроить максимально комфортно для проживания. К примеру, у нас была проблема с водой — пробурили скважину и проблемы нет. (А раньше ведь носили воду ведрами и колодец был далековато от дома). Туалет на улице, но для нас это не проблема. Может быть, если бы мы жили постоянно, то появилось бы много бытовых трудностей — дрова, горячая вода и так далее. Хотя, при большом желании с ними всегда можно справиться и найти как их решить.
— Тянет ли вас в Заполье?
— Конечно! Как только начинает пригревать весной солнце, мы уже начинаем собираться в деревню. Даже минские соседи в шутку удивляются: «Снег сошел, а вы еще не уехали?». Чем старше становишься, тем сильнее тянет на родину.
— Какое место в Заполье вы любите больше всего?
— Бабушкин дом, а сейчас это уже наш дом и двор.