Юрий Владимирович Кудёлко родился в деревне Заполье 12.08.1972 года. Проживал по улице Луговой, дом 9. Сейчас живет в Минске.
— Юрий, мы уже беседовали с вашим отцом, и он рассказал о своих предках. Расскажите о вашей маме и ее запольских предках.
— Маму звали Ева Герасимовна Кудёлко. Ее родители: мать — Наталья Степановна (девичья фамилия Глаз) родом из Калатич, отец — Герасим Фёдорович Кудёлко.
Примерно в 1935 году бабушка уехала с мужем в Амурскую область, скорее всего на заработки. Они жили и работали в Серышевском районе, деревня Новоандревка. Там родилась моя мама. Перед началом войны семья вернулась обратно в Заполье. До войны они даже успели построить дом. Если ехать с шоссе в Заполье, то он стоял по левой стороне недалеко от дороги, почти напротив въезда в деревню. Тогда многие сельчане жили на хуторах, в отдалении от деревни, вот и дом бабушки также располагался. Во время войны он точно стоял в этом месте. Потом, позже, в 1962 или 1963 году мама с бабушкой перевезли дом и все хозпостройки в деревню. К старому дому пристроили еще часть и получился нормальный хороший большой дом, где сейчас живет отец, и мы с вами находимся.
Во время войны деда Герасима призвали на фронт. Он остался жив, но в деревню к бабушке не вернулся — уехал жить к женщине вроде бы в Пинск. Дальше детей бабушка растила одна.
А в семье бабушки до войны родились три дочки — Люба, Оля и моя мама, Ева. Олька умерла во время войны или сразу же после. Мамы тоже уже нет. Тетя Люба еще жива, ей недавно исполнилось 90 лет. Она вышла замуж и всю жизнь прожила в деревне Карница Глусского района. Сейчас уже дочка ее забрала в Слуцк — тяжело одной в деревне, возраст всё-таки.
Бабушка Наталья умерла в 1986 году, когда я учился в 8 классе.
— Ваше самое первое детское воспоминание?
— Самое первое, что помню — я маленький, лет 5 или 6 мне было, гуляю за деревней и вдруг как будто иголка в ногу впилась — меня в ногу укусила пчела. Как мне было больно! Я сильно плакал. Мама принесла тазик холодной воды и опустила мою ногу туда. Нога очень распухла. Ревел я долго, а мама меня успокаивала.
— Сколько детей было в вашей семье?
— Трое: старший Сергей (1968 года рождения), потом Александр (1970-го) и я. Но Сашка утонул, когда ему было 7 лет.
— Помните ли вы эту трагедию?
— Мне было 5 лет, помню похороны, но я в то время еще не осознавал, что происходит. В доме было очень много людей. Сашка лежал в большой комнате. Мама сильно плакала и время от времени даже теряла сознание. Чтобы я не затерялся среди огромного количества людей у нас в доме, меня усадили на печку, и я оттуда за всем наблюдал.
— Расскажите подробнее о вашей бабушке и ее способностях лечить людей.
— Бабушка Наталья была очень доброй. Не отказывала в помощи никому и никогда. Она умела лечить людей — шептала специальные слова. Могла вылечить не только человека, но и даже корову. Люди к ней и за такой помощью часто обращались. Эти лечебные заговоры передавались от матери к дочери из поколения в поколение.
Лечила, конечно же, и меня. В детстве у меня часто болело ухо — боль всегда была ужасная, аж до слез. Бабушка посадит меня рядом, пошепчет и минут через 20 я засыпал крепким сном. На утро ухо уже не болело. Я до сих пор помню некоторые слова, которые она шептала: «В чистом поле груша, под грушей колокол…». Что-то такое. Маме бабушка тоже передала свои знания. Мама долго все заговоры запоминала. После смерти бабушки она полечила несколько человек. Но потом маме приснился сон (уж не знаю, что там ей приснилось) в котором сказали, что ей лечить людей нельзя. И с той поры она больше никого не лечила, хотя люди приходили и сильно просили. Говорят, у того, кто занимается таким шептанием обычно тяжелая, мучительная смерть. Бабушке нашей ампутировали ногу — после операции у нее не выдержало сердце, и она умерла.
— Расскажите о вашей маме. Все запольцы о ней очень хорошо отзываются.
— Мама была очень добрым, спокойным, сдержанным и рассудительным человеком, как, впрочем, и бабушка Наталья. Доброта — эта их черта характера перешла и мне.
Мама в начале 1950-х уезжала из Заполья в Минск работать. В то время было трудно выехать в город. Муж маминой сестры Любы, дядька Иван работал в Глуске в райисполкоме и помог маме получить паспорт, чтобы уехать в Минск. Год она работала там на стройке. Потом приехала в гости домой, и бабушка уговорила ее остаться в деревне. Сказала: «Оставайся в деревне, дома, что ты там будешь скитаться по комнатам да общежитиям. Тут вон уже в колхозе зарплату стали деньгами платить, не то, что раньше трудодни ставили». Бабушка жила одна, и мама может и не хотела оставаться, но пожалела бабушку, что ей трудно справляться, и не поехала больше в Минск. Пошла в колхозную полеводческую бригаду работать и трудилась там до пенсии.
— Как мама вас воспитывала, чему учила?
— Учила трудиться, так сказать, воспитывала трудом. Дети, особенно мальчики, часто дерутся. Мы, разумеется, тоже дрались, уж не помню даже из-за чего: мы с Сашкой против старшего брата Сергея. Мама учила нас мириться, не ссориться. Иногда сами поссоримся, сами и помиримся. А когда Сашки не стало, то у нас с Сергеем не было таких моментов, чтобы мы ссорились или дрались.
— Расскажите о вашем детстве.
— Это было хорошее время, веселое и интересное. Любили лазить по чужим садам. Свой же сад был, свои яблоки и груши, но чужие всегда вкуснее и сочнее. Лазили и в чужую клубнику (своя, кстати, тоже дома росла) по ночам — а там в темноте и спелая ягода, и зеленая, всякая шла в рот. Вредные мы были дети: специально лазили в сады только к тем, кто нас гонял, кто ругался. По соседству жила бабушка Мария Василевская. Недалеко от забора у нее стояла яблоня «Белый налив» — яблоки на ней размером с кулак взрослого человека. Так вот мы никогда туда не лазили, потому что бабушка Мария сама насобирает для нас целую корзинку яблок и даже вынесет на улицу, где мы играем: «Хлопчыкі, ідзіце яблык вазьміце». А вот бабушка Ольга Дрейгал, мы называли ее «Оля глухая» (жила возле здания запольской школы), нас постоянно гоняла. У нее росла вкусная сладкая груша и яблоки «Белый налив» — они нас привлекали, а она их сторожила постоянно. Мы даже разработали свою стратегию, как к ней вечером в сад залезть, яблок нарвать и без «потерь» выйти. Делились на две группы: одна группа залазила со стороны колхоза и отвлекала бабушку, а вторая в это время залезала с улицы и потрошила сад. Пока бабушка первую группу гоняет, вторая беспрепятственно набирает яблоки и уходит. Бабушка гонит детей в сторону клуба и кричит: «Ат вы, вусень, картоплі не бачылі!». Но мы старались аккуратно яблоки рвать, не ломая веток. Нам не столько надо были эти груши и яблоки, как нам больше нравилось само приключение: залезть и успешно убежать от погони. Потом несколько дней мы герои среди запольской детворы — про нас только и разговоры.
Как и все запольские дети, я, начиная с класса пятого, летом работал в колхозе. Нам сначала доверяли только убирать сено. Платили за такую работу по 1 рубль 70 копеек в день, а потом, уже после 6 класса зарплата выросла — по 3 рубля 20 копеек в день стали платить. А когда еще подросли, нас отправляли навоз кидать и стоги складывать — такая работа по 5 рублей в день стоила. Тяжело, но можно было неплохо заработать. Дней 40 за летние месяцы точно в колхозе отрабатывали.
Я летом ходил в колхоз до тех пор, пока в лесу не начинали расти грибы. А в то время стабильно начало грибного сезона приходилось на август. Такие августовские боровики мы называли «житники», потому что они начинали расти, когда жито убирали. На белых грибах можно было очень хорошо заработать: в грибной год — больше, чем мама зарабатывала в колхозе за год. Обычно в лес ходили я, брат и бабушка Наталья. Мама, если у нее появлялась свободная минутка, тоже с нами выбиралась в лес. Помню был сезон, когда в лесу грибов было столько, что все запольцы носили их каждый день ведрами — по штук 150, а то и 200 боровиков. Мама боялась, что наша печка не сможет грибы все высушить, не выдержит такого накала, ведь ее топили каждый день. А мы ходили в лес по два раза за день и постоянно возвращались с полными ведрами.
— А что с грибами делали, как на них зарабатывали?
— Собирали, сушили и в городе продавали. В тот урожайный грибной год мама повезла их на продажу в Минск на Комаровку — там они были дороже, чем в Бобруйске на рынке. Только молодых белых сушеных грибов она повезла около 20 килограмм, а еще около пяти килограмм старых. Цена в то время на них была от 20 до 35 рублей за кг (это цены начала 1980-х). Останавливалась она в Минске у папиной сестры Нины и ходила с товаром на рынок несколько дней.
— Какие еще моменты из детства и юности вам вспоминаются сейчас?
— В моем детстве в деревне было много детей. Рядом соседи Вова, Юра Морозовы, напротив Коля Василевский, он на 2 года старше меня. К соседям приезжали внуки из Микашевич: Сергей и Алла. Тоже почти одногодки. К Царикам внуки приезжали тоже: Света, Оксана, Сергей. Летом особенно много детей было в Заполье. Все дружные. Подростками ходили играть в волейбол на площадку к клубу. Кстати, в волейбол все запольские дети учились играть с самого детства. Я, к примеру, в 6 классе уже отлично играл. А играли на улице пока не стемнеет — уже мячика не видно, а мы всё домой не расходимся. Еще в футбол гоняли. Турник, брусья, даже штанга возле клуба были — кто хотел, занимался. Молодежи, парней в Заполье было много. Приходили к нам и пацаны из Калатич — мы с ними тесно общались, дружили, практически, как из одной деревни были.
В Заполье было так заведено, что у каждого парня было свое прозвище. Между собой мы так друг друга и называли, а в лицо по имени, конечно. Каждый знал свое деревенское прозвище. Они были совершенно разные: «Кот», «Ёж», у Саши Кирдуна была кличка «Морж». У кого-то она была созвучна фамилии: например, у Саши Дыбы — Дыбик, Дыбон, у Витали Барсука — «Барсук» и «Бар-Бар». Сергея Барановского называли «Шпок», Сергея Бардана — «Бдон» или «Бдоныч», Ваську Лапеко — «Мартин», Виталика Малевича — «Бык», Юру Дрейгала — «Юрис», а его брата Сергея — «Будулай», Игоря Тарасенко — «Слон», а потом «Сэм» (это уже какой-то американский фильм дал прозвище). У девушек прозвищ не было.
Я в 15 лет уже уехал из дома учиться в строительное училище в Минск, но часто приезжал домой на выходные, на каникулы. В Минске, кроме учебы, еще и серьезно занялся спортом — через год уже мог сесть на шпагат даже. В конце 1980-х — начале 1990-х чтобы себя или кого-то защитить нужны были крепкие мышцы и быстрая реакция, вот и тренировался. Во времена моей молодости в деревне (да и в городе тоже) после дискотеки, на свадьбах парни дрались очень часто.
Мне очень нравилось карате, но в Советском Союзе этот вид боевого искусства был запрещен до начала 1990-х и посмотреть, как «работает», как двигается спортсмен можно было только в иностранных фильмах. Уже во времена «перестройки» такие начали появляться в первых видеосалонах в городе. В Минске были и подпольные клубы, где обучали карате, там занималось много ребят, и я в том числе.
Когда приезжал домой из города на каникулы или выходные, ходил, ездил с друзьями на дискотеки в соседние деревни: в Погост, в Борисовщину, в Маковичи и, конечно же, Калатичи. Однажды отправились в Дуброву на дискотеку — в кузов КАМАЗа нагрузились запольские парни, девушки и поехали. Там, правда, в заварушку вписались такую, что разнимать парней приехала милиция и потом милицейский УАЗик сопровождал нас домой почти до Калатич.
Светлана, внучка маминой подруги Анны Викторовны Кастецкой, тоже приезжала в Заполье на каникулы. Я уже был после армии, когда мы с ней познакомились и подружились, хотя у нас и большая разница в возрасте. Она с сестрой Викой первый раз боялась идти на дискотеку в Калатичи. Я сказал: «Девчонки, не бойтесь, я вас заведу и в обиду никому не дам». Потом мы с ними часто встречались, праздники, например, дни рождения, вместе отмечали.
В 18 лет, в 1990-м году, меня призвали в армию. Отправили служить далеко от дома — в Таджикистан на границу с Афганистаном. Сложное было тогда время в этом регионе, я бы даже сказал, опасное — шла гражданская война, плюс через пограничную реку Пяндж — неспокойный Афганистан. Поэтому служить там на границе было очень непросто. Как-то связи с родными не было больше 7 месяцев — мне письма не приходили, и я не мог свои отправлять. Мама даже ходила в Глуск в военкомат узнавать, где пропал сын, жив ли вообще. Военкомат отправил в Таджикистан запрос-телеграмму. Мама сильно переживала — я пришел из армии и увидел, что она от этих волнений вся седая стала. В армии часто снилось Заполье, родной дом, речка. В Таджикистане мне пришлось привыкать к жаре. Однажды снится, что в Заполье идет дождь и капли прямо мне на лицо попадают. И так мне хорошо. Открываю глаза — всё лицо от жары в поту… Вскоре после этого сна я демобилизовался и уехал домой.
— Ваша мама дружила с Анной Викторовной Кастецкой. Расскажите про их дружбу.
— Они втроем дружили с детства: моя мама, Анна Викторовна и Анна Петровна Глаз. Как только была возможность, они всегда встречались, общались. Когда Анна Викторовна жила в деревне, то обязательно она приходила к нам встречать Новый год. Много фотографий у нас сохранилось с таких празднований.
— Многие запольцы увлекаются рыбалкой, ведь речка рядом, рыбы много. А вы увлекаетесь?
— Я нет. А вот мой брат Сергей — он фанат рыбалки. Его отец приучил, который тоже отличный рыбак. У отца и своя лодка всегда была и сейчас есть. Сергей живет в Бобруйске. Скоро начнется у рыбаков сезон, и он будет в Заполье проводить все выходные. Поднимается в 4 утра и бежит на речку. Днем придет, немного отдохнет, и опять вечером на рыбалку. Улов, конечно, приносит хороший. Наша мама очень вкусно готовила жареную речную рыбу — я такую нигде больше не пробовал.
— Тянет ли вас в Заполье? Как часто бываете здесь?
— Тянет и даже очень сильно. Я в своей жизни побывал много где: служил в армии в Таджикистане, работал в Заполярье, на Гыданском полуострове, в Ямало-Ненецком, Ханты-Мансийском округах, в Краснодарском крае, в Москве. Но всё равно домой тянет со страшной силой. Приезжаю сюда не только потому, что надо помогать пожилому отцу, а просто отдохнуть душой. Наш дом, наш двор — это самое любимое мое место в Заполье.
