Зоя Петровна Боброва (в девичестве Потапенко) родилась в деревне Заполье 5 декабря 1955 года. Проживала по адресу улица Луговая, дом 46.
— Зоя Петровна, расскажите, пожалуйста, о ваших предках из Заполья, о ваших родителях.
— Папа, Пётр Савельевич Потапенко, был родом из деревни Зубаревичи. У них в семье тоже есть своя трагическая история, но это не относится к Заполью, поэтому опустим.
Моя мама, Ольга Николаевна Дрейгал, и ее предки были из Заполья. Хочу сказать, что все, кто носит фамилию Дрейгал, это выходцы из нашего Заполья. Больше нигде в Беларуси вы такую фамилию не встретите.
Отца мамы, Николая Фёдоровича, в 1939 году объявили кулаком, арестовали за то, что не пошел в колхоз, потом осудили и отправили в лагерь. А какой он был кулак? Мама говорила, что в хозяйстве у них было два вола, конь и две коровы и в семье трое детей. После ареста деда бабушка Устинья осталась с детьми одна, да еще и без хозяйства — все конфисковали. Уже в 1950-е бабушке прислали извещение, что Николай Фёдорович в лагере написал заявление и попросился на фронт. Воевал. Его следы потерялись где-то под Сталинградом. Возможно, он там и погиб. Братья моей мамы, Александр и Николай, делали запросы в российские архивы и нашли документы о реабилитации деда Николая.
Бабушка Устинья во время войны попала под хапун — это когда немцы окружали деревню и всех молодых женщин, девушек, мужчин забирали в Германию на принудительные работы. Вот и ее схватили да увезли в Германию. А дома дети остались одни без взрослых. Выжили каким-то чудом. В деревне Жолвинец жила мать нашей бабушки, прабабка Текля. Кто-то передал ей, что дети дома одни сидят. Пока передали, пока она пришла пешком в Заполье уже несколько дней прошло. А дети всё это время одни сидели! Прабабка Текля смотрела их пока бабушка Устинья не вернулась из Германии в 1945 году.
— Что ваша мама рассказывала о своем детстве, о как они жили во время войны?
— Мама рассказывала, что тяжело им приходилось во время войны, как говорится, и голодно, и холодно. Бабка Текля как могла, смотрела детишек и осталась жить в Заполье уже и после войны.
Я тоже хорошо помню бабку Теклю — худенькая, щупленькая, небольшого роста женщина. Она постоянно собирала лекарственные травы и меня маленькую за собой водила. Я запоминала и теперь тоже много трав знаю.
Мама вспоминала, что в Заполье во время войны убили немецкого солдата. Маленькие дети, среди которых была и моя мама Ольга, играли на улице, а солдат мирно сидел на лавочке возле одного из дворов. Он подозвал ребят к себе и угостил конфетами. Запольцам, которые к нему подходили, показывал фото своей семьи. В это же время кто-то передал партизанам (возможно, они где-то близко как раз в этот момент были), что одинокий немец сидит в деревне, они мигом прискакали в Заполье и застрелили немца. Через несколько часов в деревню приехали немцы и в отместку за своего солдата убили человек шесть или семь запольских жителей.
— Что ваша мама рассказывала про местных запольских полицаев?
— Много таких было в деревне. Их поведение зависело больше от характера человека. Вот, например, в деревне был полицай Тихон Царик. Очень злой и вредный человек. Его жена успела уехать с детьми в Германию, а оттуда в Америку. Она Тихону, кстати, после войны посылки присылала — он в деревне хвалился этим. Говорил: «Вы за палочки работаете, а мне Марфа деньги присылает». Мы в детстве ему всякие пакости устраивали. У него в саду были вкусные яблоки и, чтобы дети не лазили за яблоками, он вокруг дерева делал ловушки — в доски набивал гвозди и раскладывал эти, как мы называли, кошечки, вокруг. Несколько раз мы попадались в такие ловушки — мальчишки прокалывали ноги. Мой детский друг Коля Кирдун однажды пособирал все эти кошечки, сложил их все Тихону на крыльцо, клямку на входной двери запер палочкой так, чтобы изнутри дверь не открылась. И мы пошли колотить яблоню — трясли ее сколько хотели. Тихон попытался выйти, но не смог, окна тоже не открылись. Он кричал, кричал, а ничего нам сделать не смог. Утром пришел к нашей маме жаловаться: «Ольга, твои отлёты вчера мою яблоню трясли!» А она как раз стояла возле печки с печными вилками в руках и как прижмет его этими вилками к стене. Говорит: «Иди отсюда, на детей он пришел жаловаться…» Мама моя Тихона еще со своего военного детства хорошо запомнила. Однажды, уже почти в конце войны, он скакал на лошади по полю недалеко от кладбища и их с братом несколько раз по ногам ударил нагайкой с «пулей». Мама говорила, что рана была на ноге глубокая и сильно шла кровь. Шрам остался на всю жизнь.
Другие запольские полицаи были человечнее Тихона, что ли. Фёдора Лапеку в Заполье немцы назначили старостой. Он по возможности предупреждал запольцев о разной опасности, к примеру, чтобы детей от хапуна прятали. Когда немцы уходили в июне 1944-го, он с ними ушел — побоялся оставаться. Жена Фёдора умерла, остались дочка Анюта и сын Гриша. Но он, когда уходил, их с собой не взял, они остались с родственниками в деревне. В 1945 году Фёдор оказался в Америке (не знаю в каком городе) и там в одном из ресторанов встретил Авраама Дрейгала, брата моего деда Николая, который еще в 1920-е туда уехал. Авраам работал в ресторане — пел. Он и помог Фёдору начать новую жизнь в чужой стране фактически с нуля. Фёдор писал детям письма и всё это рассказывал. Говорил, что если бы не встретил Авраама, то жил бы в нищете. Фёдор регулярно присылал своим детям посылки в Заполье — одежду, ткани. Дети Анюты просили: «Мама, попроси у деда, пусть пришлет конфеты». А Фёдор отвечал: «Деточки, я бы прислал вам конфеты, но лучше же я положу в посылку какую-то вещицу, она нужнее вам там». Присылал такие вещи, про которые в то время в СССР, особенно в деревне, и не слышали — ткани, тюль с люрексом. Фёдор в Америке женился даже на такой же эмигрантке.
Был в заполье и казусный случай, связанный с полицаем. В деревне жил Василь Дрейгал — обычный деревенский простачок. Его старший брат, Кондрат, пошел в полицию и младшего с собой взял. Василь винтовку за собой таскал, держа ее за дуло — вот какой полицай из него получился. Когда Красная Армия в 1944-м наступала, немцы и местные полицаи ушли, а Василь остался. Он хоть и простачок, но понял, что ему спрятаться надо. У них во дворе стояла большая раскидистая липа. Вот на ней он и спрятался, когда красноармейцы в деревню пришли. Залез, притаился и сидит. И надо же было, чтоб именно под этой липой советские солдаты сели передохнуть и перекусить. И тут Василь захотел в туалет по-маленькому. Ну сделал бы свои дела тихонько по стволику, а он сверху красноармейцев стал поливать… Его, конечно же, с дерева стащили, в морду дали… Позже его судили, он был в лагере, отсидел и потом вернулся в деревню. Я его хорошо помню.
Его брат, Кондрат Дрейгал, тоже отсидел за сотрудничество с немцами и вернулся в Заполье. Из его дома после войны сделали школу. Жить ему негде было. Приютила его вдова с ребенком. Мужчин не хватало, а в деревне мужская сила в хозяйстве нужна была — вот она его и взяла. Кондрат, конечно, по характеру был не подарок, но больше словами мог обидеть. В старости даже лекарем стал. Запольцы не воспринимали его открывшийся «дар» в серьез. Надо сказать, что и после смерти за его поступки в жизни «благодарные» люди оставляли на его могиле неприличные «подарочки».
— Расскажите о вашем детстве?
— У нашего поколения детство было не из легких. Конечно же, мы шалили, играли во всякие игры, а еще много работали, помогали родителям. Маленькие дети, в том числе и я, обычно пасли гусей, свиней, а подросли — так и коров пасли. Уже в лет 10 я ходила с младшим братом (ему было 9 лет) на Крапивень пропалывать большие колхозные участки кормовой свёклы (соток 10 было). Отказаться от них можно было, но в таком случае колхоз не даст участок с сеном для домашней коровы. Поэтому приходилось брать и пропалывать, причем чисто-чисто — бригадир проверял лично. А нам же гулять хотелось, но мама отправляла, и мы работали, помогали ей. Девятилетний брат особого рвения к работе не проявлял и мне приходилось зазывать его и обманом, и хитростью. Ему-то ничего не будет, а мне попадет от мамы, если не справлюсь с работой.
Любили бегать через речку в лес за голубикой, за грибами. Солдаты при учениях построили понтонный мост, но нам же неинтересно было по нему переходить. Ведь когда в брод шли, можно было и искупаться лишний раз.
Мама наша работала дояркой, а папа — киномехаником. Сначала папа на кинопередвижке работал ездил по району, а потом уже только в Заполье кино крутил. Когда на кинопередвижке ездил, домой бывало даже ночью с работы возвращался. Всегда нам что-то интересное привозил. Помню однажды зайчика живого привез.
— Что больше всего запомнилось вам из вашего детства?
— Больше всего запомнились праздники, особенно Коляда. По деревне на Рождество ходили ряженые, колядовщики. Сначала шли девушки. Придут во двор под окно и спрашивают: «Кому колядную песню спеть?» А отказываться нельзя было от таких обрядовых песен, ведь в них было что-то магическое. Девушки пели, желали семье благосостояния и здоровья, а им за это хозяева выносили угощение или мелкие деньги. За девушками шли ряженые с козой. Тоже с песнями, шутками и прибаутками. А в заключении всей этой процессии шли «цыгане». Это тоже ряженые, но только они уже могли не только пошутить, но и набезобразничать — что-то мелкое украсть, сломать, нашкодничать в доме или дворе, нагайкой могли хлестнуть кого-то. Это всё наши местные молодые запольцы переодевались в вывернутые овечьи тулупы, наряжались в яркие юбки и платки, ярко красились и ходили от двора ко двору.
А зимы какие снежные в нашем детстве были! Сугробы по деревне такие большие, что пройти можно было с трудом. В школу в Глуск мы все вместе ходили — старшие ребята всегда приглядывали за младшими, ждали и без них ни в школу, ни из школы домой не шли.
Почти у всех запольцев были лодки. Их привязывали на озере, которое было сразу за деревней. Весной — большой разлив на реке. Красота. По воде росло растение с мелкими желтыми цветами, которые мы рвали корове и свиньям. Как только оно появлялось, так мы и пошли босиком по холодной воде рвать и от этого у меня были постоянные ангины да потрескавшаяся, обветренная кожа на ногах. Мама лечила обветренную кожу сметаной или кисляком — намазывает, а я аж плачу от боли.
— Расскажите о запольцах, которые чем-то вам запомнились больше других.
— Рядом с нами жила бабушка Ганна, мы ее звали «матачка», потому что она всех детей подзывала к себе таким же словом: «Падыйдзі да мяне, матачка». А подзывала тех детей, которые болели, чтобы пошептать, полечить. Яблоками нас угощала. Очень хорошая бабушка была. Ее дочки в дом престарелых в конце жизни определили. Это сейчас такое в порядке вещей, а в то время деревенские люди не поняли такого поступка и осуждали дочерей.
В деревне еще одна бабушка умела лечить-шептать — Параска Змитриха. Она сама была родом из деревни Повстка, а в Заполье вышла замуж за Дмитрия Кирдуна. Его во время войны расстреляли немцы. Меня маленькую мама к ней лечить водила.
В деревне немного недолюбливали (или лучше сказать, с недоверием относились) тех, кто был чужаком, кто не был запольцем по рождению: замуж сюда пришел или примаком. Но в целом в деревне нашей люди жили дружно, поддерживали друг друга. Вот, к примеру, приезжает в деревню участковый милиционер, чтобы самогонщиков найти. А самогон гнали почти в каждом доме. Он только появится возле крайнего от гравейки (от насыпи) дома, а в деревне уже все знают, что надо самогонку прятать. В Заполье в домах двери на замок жители не запирали — все друг другу доверяли. Если уходили недалеко от дома, то клямку палочкой запрут, мол дома никого нет, и всё.
— А с Кастецкими ваши родители общались?
— Не особо. Они на поселке жили, далеко от нас. Знаю, что трудолюбивые, работящие люди были. Я в одном классе училась с их внуком Володей Цариком. Знаю хорошо их сестру Любу. С еще одной сестрой, Ниной, мы дружили.
— Когда вы уехали из Заполья?
— Я закончила 8 классов и уехала поступать в медицинское училище в далекий сибирский город Усолье-Сибирское, Иркутской области. В этом городе жил мой дядя Саша, брат мамы. В училище поступила, но учиться там не смогла. Оказалось, что медицина — это не моё. В середине учебного года поступила в торговое училище. Быстро догнала по программе ребят и закончила его с отличием.
Уехала работать в Бобруйск. И в этом городе в моей жизни случилась трагедия. Почему так произошло я спрашиваю себя всю жизнь. Но, как говорится, человек — раб обстоятельств. Вот и у меня обстоятельства сложились так, что мне пришлось поступить именно так, как поступила. Вспоминать и рассказывать об этом периоде моей жизни очень непросто, но я расскажу. Может быть, моя история будет уроком какой-то молодой и неопытной девушке, такой, как я когда-то.
Я работала в Бобруйске на шинном комбинате в буфете. Жила на квартире у бабушки еще с тремя девушками-подружками. Мне было 18 лет — совсем молоденькая, наивная девчонка, которая вообще жизни не знала и не видела. Встретила парня, влюбилась безумно… Но он оказался не готов ни к семейной жизни, ни тем более к появлению ребенка… Когда узнал, что я беременна, бросил… Аборт делать побоялась, да и не хотела, ведь это мой ребенок, как можно было его убить! В 1974 году родила мальчика… А идти то мне из роддома с малышом на руках некуда. Родители меня всю жизнь воспитывали в строгости (просто суперстрогости!), я не могла им рассказать о своей ситуации. Да и особо доверительные отношения у меня ни с мамой, ни с отцом не сложились. Мои подружки пытались уговорить нашу квартирную хозяйку, чтобы пустила меня с малышом жить, но она категорически отказала: «Никаких детей в доме! Тем более младенцев». Вот так сложились обстоятельства в тот момент. В роддоме я услышала разговор, что в Бобруйском горисполкоме всем желающим выдают путевки на работу на рыбный завод под Владивостоком. Говорили, что за год там можно заработать очень много денег, которых хватить даже на небольшой домик. В тот момент для меня это показалось выходом из моей тяжелой и, казавшейся мне безвыходной, ситуации. Когда вышла из роддома, пошла в Дом малютки. Решила оставить своего мальчика на один год на попечение государства. (Кстати, в то время молодые мамы в тяжелых жизненных обстоятельствах так делали часто). Написала заявление, что через год его заберу. Меня уговаривали отказаться от него совсем, мол, таких малышей забирают на усыновление охотно и очень быстро. Но я от такого предложения отказалась, потому что знала, что своего я сама выращу. Мне только надо было время, чтобы денег заработать. Пошла в горисполком, расспросила, что и как с устройством на работу, мне всё объяснили. Прошла медкомсиию и уехала на Дальний Восток. Приехала туда, а уже на месте меня по здоровью к работе не допустили: сказались мои детские болезни — хроническая ангина. В сырости и в холоде работать нельзя. Надо возвращаться обратно. А как вернуться? Даже денег на обратную дорогу не было. В общежитии, где мы жили, одна женщина подсказала, что недалеко в поселке есть совхоз и там нужны работники и платят там тоже неплохо — доплаты всякие в конце года выплачивают, бывает, что и по 2 тысячи к зарплате могут дать. Я поехала, устроилась в этот совхоз на работу в парники — выращивала овощи. Поняла, что мои планы рушатся: на парниках нужно было отработать два года, чтобы получить хорошие выплаты. Душа разрывалась: что делать, как быть с малышом, мне же его забрать надо. Долго думала и решила написать письмо родителям — всё рассказала и попросила их забрать на время мальчика к себе. Конечно же, они были в шоке, но мальчика забрали к себе в Заполье. Я успокоилась, знала, что мой малыш с родными людьми. Приехала домой через два года и хотела увезти ребенка на Дальний Восток к себе, но родители внука мне уже не отдали, сказали: «Мы к нему сильно привязались, полюбили, да и тебе там полегче будет. Не беспокойся, работай, а мы поможем мальчика вырастить». Сейчас я думаю, что может быть родители и сразу бы меня с малышом приняли, но в тот острый момент жизни я запаниковала и поступила так, как поступила. Ничего в жизни не бывает просто так. Для меня это было трагическим, болезненным жизненным опытом. Сын знал, где он провел свои первые полгода жизни, но меня не упрекал никогда, отношения у нас с ним были очень хорошие. К сожалению, когда сыну было 26 лет, он погиб. Это страшная трагедия для меня и всей нашей семьи.
Позже на Дальнем Востоке я вышла замуж и у нас в семье родилось четверо детей.
Хотите верьте — хотите нет, но всё сбылось, как мне нагадала бабулька Марфа.
— Что это за бабушка? Что она вам нагадала?
— Она жила в Заполье вниз по нашей улице в третьем доме от края деревни, ее в Заполье называли Тарэнтиха. Нас было три подружки с детства: я, Валя Навичонок и Зина Кирдун. Нам было лет по 14 или 15 лет, когда произошло то самое гадание. Однажды мы собрались идти в кино и почему-то зашли к Валиной тете. Бабулька приходила в этот дом часто погулять. Тетя и говорит бабушке: «Кинь девчонкам на карты». Бабушка Марфа сначала погадала Вале: «Валька, у тебя родится один ребенок, будешь ты замужем, но счастья не будет и долго с мужем не проживешь. Одна жить будешь». Мне она сказала так: «Ты будешь всю жизнь работать и работать. У тебя будет пятеро детей, но при тебе их будет всегда четверо». Зине карты разложила, посмотрела и тут же их собрала. Только сказала: «Иди, я тебе гадать не буду». Что она там увидела, так и осталось для нас загадкой.
Уже сейчас, вспоминаю и анализирую то, что сказала бабушка-гадалка — ведь всё так и случилось, как она сказала. Свою историю я рассказала уже. Расскажу про Валю. Она дружила с парнем из Калатичей — сильная любовь у них была, года три они встречались. Красивая пара. Но ее и его родители воспротивились их браку, уж не знаю по каким причинам. А тут как раз в девушка из Калатичей к нему интерес стала проявлять, и они как-то быстро поженились. Валя даже ходила на его свадьбу смотреть в Калатичи. Она сильно переживала разрыв с парнем и от этого серьезно заболела — случился инсульт. Но и у него счастливой жизни не было — с женой постоянно ругались. А он как придет в Заполье, так и ходил туда-сюда по улице, где Валя жила, всё ее высматривал. А Валя вышла замуж, родила ребенка, но с мужем у них не сложилось и они вскоре расстались.
Зина же удачно вышла замуж, родила сына и счастливо живет с мужем до сих пор. Еще до ее замужества в деревне говорили, что она была беременна (возможно, и у нее была история, чем-то похожа на мою), но ребенок так и не родился: может быть выкидыш или аборт — неизвестно.
— Почему вы вернулись с Дальнего Востока в Глуск?
— Вернулась ради детей. На Дальнем Востоке в нашем поселке школы не было и детей отправляли в интернат учиться. Я посмотрела, на других родителей и их детей и решила, что я не хочу так своих воспитывать. Взяла детей в охапку и приехала в Беларусь, к родителям сначала, а потом перебрались в Глуск. Как показало время, мое решение о переезде было правильным — с детьми у меня сложились очень тесные и доверительные отношения. А сейчас у меня уже восемь внуков.
